«Ночь нежна»
Выступление на психоаналитическом вечере в Международном Институте Глубинной Психологии «Депрессия: как не умереть при жизни?»
«Говорят, душевные раны рубцуются — бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшиться, затянутся частично, но это всегда открытая рана, пусть не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нем вспоминаешь, быть может, только раз в году, — но, когда вспомнишь, помочь все равно нельзя».
(Ф. Фицджеральд «Ночь нежна»).
Когда я размышляла над названием нашего вечера, первое, что пришло мне в голову – это роман Френсиса Скотта Фицджеральда «Ночь нежна». В своем выступление я бы хотела обратить внимание на один элемент в сюжете романа. Главный герой Дик Дайвер – успешный и идеальный психиатр, который женится на своей пациентке Николь Уорен – богатой, но больной шизофренией обворожительной молодой девушке. У больного шизофренией расщепление и отрицание своих депрессивных, связанных с невыносимым переживанием утраты и сепарации чувств, может проецироваться на близкого человека. Невозможность переработки депрессии заставляет страдать именно от этих чувств другого. Так и происходит в романе. Постепенно автор приводит нас к кадру, в котором жизнь Дика Дайвера рушится на наших глазах, происходит его падение вниз, в пустоту, из которой уже невозможно выбраться, потому что когда-то Дик выбрал удобный для себя путь женитьбы на богатой девушке и те идеальные жизненные перспективы, о которых он мечтал. У него было все: талант, удача, богатая жена, он мог жить и работать над книгами.
Кого любил Дик: красивую пациенту или богатую здоровую девушку (Николь выздоравливает в конце романа, а Дик заболевает)? Ответ мы можем найти в том, что Дик любил только себя. Его нарциссизм не дал ему возможности полюбить кого-то, кроме себя. Даже молоденькая актриса Розмэри, которая казалась глотком свежего воздуха для Дика, лишь ненадолго продлевает его иллюзию возможности любить другого человека.
Можно рассуждать о депрессии Дика, как о тех невозможных для его жены чувствах, которые он вынужден испытывать сам. Но мы понимаем, что его собственный выбор удобной и комфортной жизни, защищавшей его от несчастий, с которыми он не привык обходиться, явился тем толчком к болезни, с которого начинает свою работу внутри психики более быстрое вращение влечения смерти. Уже не хватает жизненных сил на преодоление этого смертельного захвата.
Николь не помогает Дику обрести себя вновь, как он когда-то помог ей. Можно говорить о разных взглядах на то, что она не смогла стать опорой для Дика, спрятавшись за своим эгоизмом, отстранилась от всего плохого в Дике, бросила его. Она устала жить в тени Дика, жить под его руководством, выздоровев, она смогла идти одна. Если бы Дик был способен подарить Николь свою любовь, то мог бы получить и от нее этот дар.
Семья Николь купила Дика, хотя он и стремился внутри себя сопротивляться этому факту, но понимал, что привык к богатой, стабильной, устроенной жизни. Он забыл все, к чему звало его влечение жизни, то незабываемое, нестираемое движение. Дик устал жить. «Отсутствие либидинозной загрузки собственной психической реальности, как и психических реальностей других людей, ведет к разрушительному симптому – бесчувствию.Состояние бесчувствия, следующее за отсутствием либидинозной загрузки, обессмысливает мир и взаимоотношения»[1].
Если еще раз вернуться к тому, что может приводить к депрессии, то иллюстрацию этому мы можем увидеть в фильм «Игра Джеральда». Главная героиня, преодолев сложные моменты в своей жизни, приходит к выводу, что молчание и комфорт – те два означающих, которые привели ее к потере себя. Когда мы выбираем молчание – мы отворачиваемся от нашей субъективности. Когда мы выбираем комфорт – мы отворачиваемся от нашего желания. И то, и другое может происходить в жизни. Если нам удается признать и оплакать потерю того мира, который у нас был, мы можем выстроить для себя что-то новое, пережив «игру горя[2]».
В моей клинической практике есть анализант, который рассказывал о себе, как о том, который живет только ради других: ради матери, сестры, бывшей жены, детей, ради девушки, с которой он тоже расстался, ради родственников, которым он помогает. Он верил, что так должна выглядеть жизнь «хорошего человека», которым он стремился быть, потому что такое послание ему оставил отец, когда умирал. Мальчику пришлось взять на себя ответственность за мать и сестру, почувствовать себя тем, на ком теперь держится семья, тем, кто может занять место отца рядом с матерью. Это чувство наслаждения и своей недостаточности он пронес через свою жизнь, научившись хорошо защищаться от своей недостаточности избыточной заботой о других. Для него было настоящим открытием, когда он пришел к тому, что, оказывается, надо заботиться о себе, позволять себе настаивать на своем желании. В этом он нашел ответ на свои вопросы: почему у меня не получается построить отношения, почему соответствие семейным идеалам перестало приносить удовольствие, почему ожидания и реальность не совпадают: чем больше он делает, тем в более глубокую депрессию он погружается? Он потерял себя. Реализация желания Другого не приводит к тому, что наступает время Другого делать что-то. Тщетны ожидания. Не наступает время разделить ношу. Злость на Другого субъект обращает на себя, ведь Другой не удовлетворен им. Погружение в ночь депрессии действует нежно и незаметно. Сначала хватает сил преодолевать поток деструктивности, но постепенно человек приходит к тому, что уже невозможно не замечать бессонницу, нехватку сил, пустоту мира вокруг. «Признание факта, что объекты, которые некогда принесли реальное удовлетворение, ныне утрачены[3]» позволяет субъекту связать отщепленный аффект с представлением, начать проработку через повторение в переносе прошлых отношений. У моего анализанта получилось осознать причины депрессии, но его исследование своей психической реальности на этом не закончилось, потому что появились новые вопросы, которые он себе задает.
«Печаль, — пишет Фрейд, — это, как правило, реакция на потерю любимого человека или занявшей его место абстракции, как-то: родины, свободы, идеала и т.д.[4]». Через какое-то время печаль преодолевается. Но, если теряется интерес к внешнему миру, утрачивается способность любить, тормозиться любая деятельность, снижается чувство собственной значимости, то торможение и ограничение Я не оставляют места для других намерений и интересов. Механизм нарциссических заболеваний – идентификация с объектом, которая заменяет любовный катексис. Если к свойствам печали добавить другую часть – процесс регрессии от нарциссического выбора объекта к нарциссизму, то мы придем к патологической печали. Утрата объекта любви – повод продемонстрировать амбивалентность любовных отношений. Конфликт амбивалентности тоже играет свою роль в патологической печали: «… ты сам повинен в утрате объекта любви, то есть хотел этого[5]». Если от любви к объекту невозможно отказаться, когда сам объект уже потерян, нарциссическая идентификация приводит к ненависти к объекту, который уже стал частью Я. Теперь тенденции к удовлетворению ненависти обращаются на собственное Я.
Фрейд писал о том, что душевные раны подобны телесным, вероятно, это ощущение меланхолика, когда душевная рана остается открытой, ведь конфликт в Я, который меланхолия меняет на борьбу за объект требует «чрезвычайно высокого контркатексиса». Нежность наступающей ночи, которая действует в обход Я, лишая его контроля, превращается в непроглядную тьму, оставляя Я лишь ощущение неудовольствия. Чтобы не умереть при жизни, Я необходимо принять решение остаться в живых, тогда становится возможным получить либидинозный катексис из Оно и направить инвестиции в окружающий мир.
«Существует два пути, по которым содержание Оно может проникнуть в Я. Один из них прямой, другой ведет через Я-Идеал. Я развивается от восприятия влечений к овладению ими, от повиновения влечениям к торможению влечений. В этой работе активное участие принимает Я-Идеал, который отчасти представляет собой реактивное образование против процессов влечений Оно. Психоанализ – это инструмент, который должен способствовать Я в поступательном завоевании Оно[6]», — так Фрейд описывает возможности психического преодоления влечения смерти.
[1] Дж. МакДугал «Тысячеликий Эрос».
[2] К. Эсканд. Лекция «Меланхолия» в Магистратуре Международного Института Глубинной Психологии.
[3] З. Фрейд «Отрицание».
[4] З. Фрейд «Печаль и меланхолия».
[5] З. Фрейд «Печаль и меланхолия».
[6] З. Фрейд «Торможение, симптом и тревога».